Алексей Преснов: Как результат конкретных ошибок в тарифном регулировании, мы получаем негативную реакцию на рыночную реформу электроэнергетики в целом и говорим, что надо остановиться, вернуться из рынка назад, выйти в неценовую зону

Прошел уже год с тех пор, как было ликвидировано РАО «ЕЭС России» и электроэнергетика страны была отпущена в свободное рыночное плавание. Для потребителей электрической энергии этот год ознаменовался ростом цен и тарифов в условиях разразившегося экономического кризиса. И если раньше в росте цен мы могли обвинять Чубайса и РАО ЕЭС, то теперь на слуху другие имена и структуры - такие, как Совет рынка, Администратор торговой системы, генерирующие и сбытовые компании, МРСК и ФСК. СМИ продолжают уделять немалое внимание электроэнергетике, осознавая первоочередную важность этой отрасли в социально-экономической жизни страны. Эксперты отрасли рассказывают нам о различных моделях рынка, объясняют, почему растут цены, строят прогнозы, но от этого легче не становится. Тема роста цен на энергию в последнее время приобретает и политический оттенок – об этом часто говорят депутаты и политики. Извечные вопросы - кто виноват? и что делать? - как никогда актуальны в сегодняшней электроэнергетике. В годовщину ликвидации РАО «ЕЭС России» мы попросили рассказать об состоянии энергетики в стране и в Мурманской области в частности председателя совета директоров ОАО «Колэнергосбыт», руководителя компаний «КРЭС» и «КРЭС-Альянс» Алексея Преснова.

- Алексей Викторович, как по Вашему, зачем год назад ликвидировали РАО «ЕЭС России» и продали его имущество в частные руки? Ведь это была руководящая и направляющая сила, которая координировала развитие отрасли, позволяла проводить государству осознанную политику?

- Хочу напомнить, что РАО ЕЭС России было создано в 90-х годах на обломках бывшего Министерства энергетики и электрификации СССР, которое управляло всей электроэнергетикой огромной страны на протяжении десятков лет. По существу, это министерство было штабом сложной разветвленной системы, включающей в себя региональные и межрегиональные энергосистемы страны, научно-исследовательские, учебные и проектные институты, ремонтные и строительные подразделения. Вся территория СССР была поделена на министерские территориальные главки, в которые входили Районные энергетические управления - РЭУ, как правило, совпадавшие по зоне своей деятельности с границами краев и областей. Так, РЭУ «Колэнерго», куда я был направлен на работу после окончания Московского энергетического института, входило в «Главсевзапэнерго». В те времена нас учили тому, что электроэнергетика - эта отрасль, требующая жесткого вертикального управления, ведь процесс производства, передачи, распределения и потребления электроэнергии является практически одномоментным, протекающим со скоростью света. Это значит, что все звенья этой цепочки – электростанции, сети, потребители со своей электрической нагрузкой жестко связаны между собой единым технологическим циклом и должны управляться из единого центра. Это работало и хорошо работало в плановой экономике, когда вопросы экономики были вторичны. Именно тогда были построены те электроэнергетические мощности, которыми мы пользуемся и поныне.

Но в условиях перехода экономики страны на реальные товарно-денежные отношения и рыночные рельсы уже с конца 80-х годов в электроэнергетике начали ощущаться проблемы с финансированием. Модель управления отраслью стала давать сбои, ведь электроэнергетика не может существовать автономно от остальной экономики. Если цены на топливо, на материально-технические ресурсы, на рабочую силу определяются по рыночным принципам, то и цены на конечный продукт отрасли – электрическую энергию должны также формироваться рыночным путем. Это такой же непреложный закон в экономике, как и закон Ома в электротехнике или правило буравчика в электрофизике. Учитывая важность отрасли, ее масштабы, перевод электроэнергетики на рыночные принципы осуществлялся очень постепенно и осторожно, и РАО «ЕЭС России» как раз и стало промежуточным звеном между плановой административно-командной моделью управления отраслью и настоящим рынком. В этом смысле роль РАО «ЕЭС России» была огромна. Помимо этого, РАО «ЕЭС России» на пути к рынку продолжало реформировать само себя и, в конце концов, самоуничтожилось.

Нужны ли были нам рыночные преобразования в отрасли или нет – вопрос риторический. Если рыночная модель экономики является нашим выбором, значит, другого пути нет. Как это было исполнено – это другой вопрос. Я считаю, что РАО ЕЭС, наряду со спорными решениями по ряду позиций построения рыночной модели в нашей стране, по крайней мере, допустило одну фундаментальную ошибку: не решив ряд принципиальных вопросов в рыночном ценообразовании на электроэнергию, прежде всего, вопросов перекрестного субсидирования населения за счет остальной экономики, принялось за полную приватизацию и распродажу активов в тепловой генерации и в сбытовом сегменте. В результате мы получили ситуацию, когда в стране с холодным климатом и продолжительной зимой такие базовые социальные функции, как снабжение населения и инфраструктуры проживания теплом и электроэнергией оказалось полностью в частных руках. При этом цены на эти ресурсы продолжают оставаться для населения нерыночными, устанавливаемыми «сверху» по сложным и часто субъективным критериям. Для того, чтобы обеспечивать существование этой переходной модели рынка, когда одни потребители платят по рыночным принципам, а другие - нет, создали такую же сложную бюрократическую структуру управления рынком. Она включает в себя ОАО «Администратора торговой системы» - площадку, где идет биржевая торговля, некоммерческое партнерство НП «Совет рынка», призванное согласовывать интересы всех участников процесса электроснабжения, Минэнерго, Федеральную службу по тарифам, ФАС, региональные органы регулирования тарифов. Мало того, что эта система не очень эффективна из-за своей громоздкости и сложности взаимосвязей, так это еще и очень дорогая система управления рынком, и все это так или иначе отражается на уровне цен и тарифов для конечных потребителей. Наличие РАО «ЕЭС» в этой системе тоже обходилось недешево, но все же позволяло цементировать все связи и процессы и двигаться вперед более осмысленно. С ликвидацией РАО все стало намного сложнее. Конечно, и Совет рынка, и Минэнерго пытаются его заменить, но пока в полном объеме им это не удается. Вдобавок к этому и кризис подоспел совсем некстати. Поэтому, отвечая непосредственно на ваш вопрос, считаю, что РАО «ЕЭС России» самоликвидировалось несколько преждевременно, ведь до полноценного рынка еще далеко. В то же время, момент реализации активов РАО ЕЭС был выбран идеально: акции продавались на пике своей стоимости перед кризисом, что позволило сформировать значительные средства в инвестиционных программах государственных энергохолдингов, и, наверное, выплатить неплохие выходные бонусы менеджерам.

- Означает ли это, что реформирование отрасли зашло в тупик? Может, нам стоит где-то остановиться и отступить назад? Например, в нашей области, где, к всеобщему удовлетворению, наконец-то решился вопрос с неценовой зоной? Ведь, по сути, это будет означать возвращение в 100-процентное регулирование тарифов государством?

- Несвоевременная, на мой взгляд, ликвидация РАО ЕЭС как штаба отрасли и штаба реформы не означает того, что рыночная реформа в отрасли не состоялась. То, что она была нужна – не обсуждается. Методы и тактика – вот вопросы, которые можно и нужно обсуждать. Аналогичная реформа состоялась в большинстве экономически успешных стран мира на всех континентах. Не надо думать, что это наше ноу-хау. Наше ноу-хау в другом – в проведении реформы в условиях перекрестного субсидирования, в чрезмерно жестких антимонопольных условиях по разделению бизнесов по производству, передаче и продаже электроэнергии, при которых сбыты оказались без активов, но с денежным потоком, а генерация и сети - с активами, но без денежной ликвидности. Отсутствие единого штаба реформ тут же привело к нарастанию противоречий между субъектами рынка, тем более что последние различны и по размерам, и по методам и формам управления. Действительно, генерация и сети входят в состав крупных корпораций, построенных по межрегиональному принципу, поэтому они мало связаны с территориями: на местах находятся их филиалы, и власти могут влиять на них только через розничные тарифы. Сбыты же, в частности, у нас, оказались в собственности региональных структур и гораздо ближе к территориям. При этом они существенно меньше по размерам, но решать им приходится такие же глобальные задачи. Как я говорил, они стали полностью частными, но на них осталась «висеть» социальная функция снабжения энергией депрессивных районов и субсидируемых групп потребителей. Как результат - коммерческие интересы их акционеров часто расходятся с интересами властей различных уровней, которые должны обеспечивать проживающее на подведомственных территориях население энергией, и это является объективным источником конфликтных ситуаций.

Ярким примером, на первый взгляд не из электроэнергетики, в нашей области стала сгоревшая котельная в поселке Териберка. Котельная частная, а функция по снабжению населения теплом - государственная и муниципальная. На период бездействия котельной населению раздали бесплатные электрообогреватели. Но ведь энергия не берется ниоткуда, значит, выросли объемы потребления электричества, за которое население по разным причинам не платит и не собирается платить. Более того, у 20 процентов потребителей там нет счетчиков, а нормативы, утвержденные Правительством области, гораздо ниже, чем реальное потребление. В результате безнадежный долг накапливается у ОАО «Колэнергосбыт» - на 100 процентов частного предприятия, которое, в свою очередь, не может нормально платить по своим обязательствам сетевикам и генераторам.

Другая частная история из жизни ОАО «Колэнергосбыт» - снабжение электрокотельных в Кольском, Кандалакшском районах и в г. Полярные Зори. Тарифы на электроэнергию за последние годы значительно выросли, в то время как тарифы на тепло, отпускаемое с этих электрокотельных, росли очень незначительно. В результате, мы имеем существенный тарифный дисбаланс, выпадающие доходы у ОАО «Колэнергосбыт», неразбериху с платежами, и долги, суммарно превышающие 500 миллионов рублей, которые не только никто не знает, как погасить, но и не ведает, как не накапливать в следующих отопительных сезонах.

Аналогичные истории можно приводить и приводить: и у Колэнергосбыта, и у КРЭСа есть так называемая «сложная дебиторская задолженность», а по сути - социально-политическая нагрузка на частный бизнес.

Кем и чем созданы эти ситуации? Рынком? Нет, эти ситуации созданы ошибками как в построении и использовании рыночных механизмов, так и в тарифной политике. Речь опять о всё том же перекрестном субсидировании. Вместо того, чтобы субсидировать конкретных потребителей, вместо того, чтобы стимулировать точный учет электроэнергии и энергоэффективность, мы стимулируем бесхозяйственность и энергорасточительность.

Уже стало общим утверждение, что свободные цены на энергорынке сегодня растут во многом из-за причин, связанных с несовершенством модели трансляции оптовых цен на мощность на розничные рынки в условиях падения спроса на электроэнергию. Но модель была придумана такой потому, что есть перекрестное субсидирование, есть потребители, на которых свободные цены не транслируются вовсе. Причем происходит это все неявно, на уровне формул методик и приказов - у нас даже не хватает мужества признать факт субсидирования одних за счет других на уровне законодательного акта. Надо понимать, что субсидируются все: и олигархи, и малоимущие пенсионеры по принципу «кто больше потребляет, тот больше и получает субсидий». Виноват ли в этом рынок? Нет. Это, по меньшей мере, ошибки в регулировании тарифов и рынков, отсутствие воли и желания вести осмысленную экономическую политику.

И вот, как результат неправильных или плохо выверенных решений по реформированию отрасли, конкретных ошибок конкретных людей в тарифном регулировании, мы получаем негативную реакцию на рыночную реформу электроэнергетике в целом и говорим, что надо остановиться, вернуться из рынка назад, выйти в неценовую зону. Не думаю, что это верный путь.

- То есть Вы считаете, что для Мурманской области переход в неценовую зону не нужен? Но ведь это факт, что тарифы в последние годы в области росли невиданными темпами, что многие отрасли, в частности, сельское хозяйство, алюминиевое производство становятся при таких тарифах нерентабельными, область переплатила 1 миллиард рублей за электроэнергию, а, значит, сократилась налогооблагаемая база, инвестиционная привлекательность региона. И все это происходит при наличии у нас эффективной дешевой генерации – гидроэлектростанций и атомных станций. У нас ведь исторически электроэнергия всегда была дешевой, и это было одним из стимулов развития нашей экономики в суровых северных условиях.

- Вы повторили в своем вопросе основные аргументы апологетов неценовой зоны в Мурманской области. Остается только добавить к этому, что у нас еще ограниченный переток в Карелию и имеется запертая мощность, а также нет конкуренции между генераторами - Кольская атомная станция работает в базе, а гидростанции ТГК-1 покрывают пики и полупики нагрузки. Тем не менее, я - против, и объясню почему.

Во-первых, в момент введения оптового рынка переходного периода Мурманская область не была отнесена к неценовым зонам, так как к этому не было соответствующих предпосылок. С тех пор ничего не изменилось. Более того, переток в Карелию только вырос и продолжает расти.

Во-вторых, Мурманская область, в отличие от регионов, работающих в неценовых зонах, а это в европейской части Архангельская область, Республика Коми и Калининградская область: а) является энергоизбыточным регионом, б) обладает дешевой эффективной генерацией, организационно входящей в крупные генерирующие компании межрегионального масштаба – Концерн «Энергоатом «и ОАО «ТГК-1». Кроме того, наш переток в Карелию 580 МВт + около 100 МВт за границу относительно потребляемой в регионе мощности – 1600-1800МВт - является достаточно большим и не позволяет говорить о такой же ограниченности связей, как в упомянутых регионах.

В–третьих, ни в одной из неценовых зон сегодня нет атомных станций, а их дорогая мощность «размазывается» ровным слоем по всей ценовой зоне в договорах ГЭС-АЭС. Если же Кольская атомная стация окажется в неценовой зоне, то это будет означать, что мы должны будем ее оплачивать самостоятельно в регионе только за счет наших потребителей. Причем в полном объеме – вместе с «запертым» блоком, который фактически не работает.

В-четвертых, мы прошли уже достаточно длинный путь в ценовой зоне, создали инфраструктуру рынка, дорого в буквальном смысле заплатили за то, что научились работать в рынке. В 2011 году наступит полная либерализация рынка, за исключением объемов электроэнергии для населения, а у нас это не более 10-15%, рыночные механизмы заработают в полную силу, в том числе и на рознице, и это неминуемо приведет к ограничению роста цен.

И, наконец, в- пятых, даже если тарифы в неценовой зоне удастся значительно снизить по сравнению с ценовой зоной, что сомнительно, надо понимать, что когда-то нам придется возвращаться назад. Пусть это будет не завтра, но придется. И что тогда? Мгновенный неуправляемый рост цен? Как сможет пережить это наша «избалованная» низкими тарифами экономика? Или мы выйдем из единого экономического пространства России навсегда? Может, присоединимся к Белоруссии с ее субсидируемой за счет России экономикой? А кто будет тогда по возращении заниматься рынком? Где мы возьмем инфраструктуру рынка – коммерческий учет? Где мы возьмем специалистов, которых выращиваем с большим трудом сегодня, и которые, безусловно, разбегутся, если будет неценовая зона?

На все эти вопросы однозначных и убедительных ответов на сегодня нет. Как нет, на мой взгляд, и глубокого понимания, что такое неценовая зона. Это понятие почему-то ассоциируется у многих с особой экономической зоной, зоной привлечения инвестиций. На самом деле это не так. Это больше похоже на зону застоя. Понятно, что есть желание сделать что-то значимое, провести решение быстро. Между тем, это решение затрагивает экономику области на долгие годы вперед, и здесь как раз важен принцип «семь раз отмерь, прежде чем отрезать».

- Но согласитесь, что это несправедливо по отношению к Мурманской области, когда при наличии у нас дешевой энергии нас уравнивают с другими регионами и заставляют опережающими темпами поднимать тарифы?

- Вы оперируете понятиями из учебников экономической географии выпуска 1966 года, где говорится, что энергоемкое производство строится рядом с источниками дешевой энергии. Мир изменился, он стал глобальным, и в смысле потребления энергии в том числе. Да, в той модели рынка, которую приняли в России и стали развивать, мы пострадали, так как у нас на старте оказались самые низкие розничные тарифы. В так называемых регулируемых договорах все генерирующие мощности, находящиеся в стране привязаны к сбытовым компаниям и оптовым покупателям по специальной схеме, определяемой в АТС. То есть наши гидростанции и КАЭС продают электроэнергию не только нам, но и другим покупателям, также как и мы покупаем не только у наших производителей, но и у других генераторов. В результате наша дешевая электроэнергия как бы достается и другим, где производство ее дорогое, а их дорогая энергия частично достается нам. Тарифы в целом усредняются. И не важно, что фактически эта электроэнергия не перетекает от нас, скажем, на Урал, - это виртуальная привязка. Задача ФСТ, которая этим занимается, - продать весь запланированный к производству по регулируемым договорам объем по тарифам, которые она посчитала. Тарифы обеспечивают безубыточность всей генерации. Так с 1 июля 2009 года продается 50 процентов электроэнергии и мощности на оптовом рынке.

Остальные 50 процентов продаются по свободным ценам. И вот эти цены уже зависят от спроса и предложения на энергию в конкретных узлах энергосистемы, по крайней мере, в части электроэнергии. Эти цены, так называемые цены рынка на сутки вперед - РСВ, формируются предложением генераторов. У нас в области эти цены примерно на 30-35 процентов ниже, чем в среднем по первой ценовой зоне, так как спрос ограничен нашим потреблением, а переток в Карелию и за границу ограничен пропускной способностью линий. Кроме того они ниже и регулируемых цен, в которых, правда учтена еще и составляющая мощности. Если бы не мощность, нам бы вообще сейчас было выгодно все покупать по свободным ценам. Низкие цены в РСВ и являются сигналом для рынка, что нужно строить линии для передачи электроэнергии в другие регионы. Но сейчас они пока ниже. И чем больше доля либерализации рынка, тем большее влияние эти цены будут оказывать на стоимость электроэнергии. То есть в этом смысле либерализация рынка играет на снижение конечных цен в Мурманской области.

Однако есть еще и мощность. Здесь все намного сложнее, об этом уже говорилось. Здесь нет однозначных рыночных сигналов для потребителя, и именно из-за неправильной модели рынка мощности в условиях падения экономики мы получили такой рост конечных цен в последнее время. В Совете рынка и Минэнерго идет работа над исправлением этой модели. Но надо понимать, что рынок мощности - это рынок перспектив в электроэнергетике, через него генераторы хотят получать средства на амортизацию и инвестирование. Если они этих денег не получат вообще, то обновления фондов и строительства новых мощностей не будет. Поэтому, если мы выходим из рынка, то у нас нет других вариантов реконструкции и строительства электростанций, кроме как привычным для нас способом – через ГУЛАГ. И в этом смысле выход или невыход из рынка – это испытание нас на прочность: можем ли мы вообще что-то делать через общепризнанные рыночные механизмы или нет.

Что касается опережающего роста розничных тарифов в Мурманской области, то надо понимать, что они у нас были в той, «дорыночной», модели самыми низкими в европейской части страны. Особенно для населения. То есть мы как бы уже жили в специальной «зоне» с низкими, «демпинговыми» тарифами по сравнению с другими регионами страны. Поэтому, конечно, как только регулируемые тарифы на опте «усреднились», оказалось, что на рознице у нас тарифы ниже, чем на оптовом рынке. ОАО «Колэнергосбыт», как гарантирующий поставщик региона покупает электроэнергию для области на оптовом рынке и продает в розницу себе в убыток. Понадобились субсидии, чтобы покрывать эти разрывы. Они выделяются, но одним траншем в конце года и не в полном объеме, на который рассчитаны установленные нам тарифы. Федеральная власть по соглашению с областью требует от нас ускоренного роста тарифов на рознице – а это прерогатива областного правительства, ведь с 2011 года субсидий не будет, так как на опте не будет регулируемых договоров, а тарифы на рознице должны быть экономически обоснованными. На первый взгляд, это плохо для наших потребителей. Но надо понимать и другое: низкие тарифы на электроэнергию не стимулируют наших производственников внедрять энергосберегающие технологии, элементарно экономить. И на крупных предприятиях, и на небольших. Почему, например, колбасные изделия из Смоленской области, где электроэнергия дороже в два раза, дешевле, чем продукция наших мясокомбинатов? Мы уже сегодня значительно отстаем от других регионов страны (я уж не говорю о загранице) в показателях энергоэффективности, а что будет, если мы перейдем в неценовую зону? По-моему, именно об этом говорил Президент на днях на Госсовете в Архангельске.

Не могу не замолвить слово и за своих коллег. На самом деле и на Кольской АЭС, и в ТГК-1 основные средства для ремонтов и развития черпаются сегодня из доходов, получаемых от продажи энергии и мощности по свободным ценам. Это тот самый миллиард, о котором вы говорите как о переплате с розничного рынка. Если этого источника не будет, то у них впереди безрадостные времена. Все проекты по капитальным ремонтам и развитию, в том числе по расшивке узких мест в энергосистеме будут похоронены.

Это же касается и филиала «Колэнерго» МРСК, так как в любом случае они получают доход от конечного тарифа, а инвестиции на развитие сетей приходят, исходя из рыночных сигналов, о которых я говорил. Нет сигналов – нет инвестиций.

- Но Вы ведь представляете сбытовые компании, работаете за фиксированную надбавку. Вам должны быть ближе интересы потребителей, которые недовольны высокой ценой электроэнергии?

- Это правда, но не вся. Во-первых, мы следим за тем, как работают другие неценовые зоны и видим, что там проблем и у сбытов, что называется, «выше крыши». В частности, там нет механизма трансляции отклонений на потребителя от его неправильного планирования покупки. Кроме того, повторюсь, не факт, что цены будут существенно ниже в неценовой зоне, по сравнению с ценовой. Чтобы сделать и держать их таковыми, опять будет нужна субсидия. В- третьих, так в нашей рыночной модели случилось, что именно сбытовые компании оказались на переднем крае рыночной реформы, и мы, может, чуть больше других вовлечены в этот процесс. А так как мы представляем именно региональные компании, то мы вынуждены, в отличие от наших коллег по цеху в области, заниматься самостоятельно и стратегическим планированием, а значит, просчитывать вперед варианты развития и своего бизнеса, и энергосистемы в целом. И еще в прошлом году мы озаботились этой проблемой, тесно общались с авторами исследования о неценовой зоне в Мурманской области - ООО «Энергоконсалт». Заказывали по этому поводу и другую работу в «Фонде энергетического развития» - известной экспертной организации в области рынка электроэнергии, которая дала отрицательное заключение на этот проект. Эта тема обсуждалась и на нашей международной конференции электроэнергетики Северо-запада в г. Саариселка в феврале этого года. Там тоже мнения были разные. Поэтому мы знакомы с проблемой не понаслышке и имеем свою позицию по этому вопросу. Сейчас у нас планируется круглый стол по проблематике энергетики региона и там эта тема занимает важное место. Мы готовы к широкой дискуссии и на профессиональном, и на любом другом уровне. Представляя около 77 процентов рынка сбыта области и подавляющее большинство потребителей, мы считаем, что имеем не меньшее право высказаться и участвовать в обсуждениях, чем наши коллеги из того же ООО «Русэнергосбыт». Это, конечно, общефедеральная серьезная компания, но у нас в регионе его доля составляет не более 3 процентов , и сосредоточена она в основном на одном потребителе – РЖД.

- В связи с кризисом высказывались авторитетные мнения, что либерализацию рынка электроэнергии необходимо приостановить или отложить. Как Вы относитесь к таким предложениям?

- В целом мы считаем, что, несмотря на определенные трудности и издержки, реформа электроэнергетики состоялась, и точка возврата пройдена. Говорят, что условно это случилось 1 июля 2009 года, когда доля либерализации рынка достигла 50 процентов. Государство продолжает идти намеченным курсом, несмотря на все трудности и связанные с этим недавние пессимистические прогнозы. И нам, в нашей области, тоже сегодня нужно не пятиться назад, а двигаться вперед, исправляя все то, что не получилось или работает плохо. Мы активно участвуем на федеральном уровне в рабочих группах по разработке концепции целевой модели рынков, которая должна заработать с 2011 года. Это интересная модель, она решает многие сегодняшние проблемы, которые кажутся непреодолимыми, и, прежде всего, во взаимоотношениях субъектов рынка в его розничном сегменте. До того, как она будет введена, придется решать проблему перекрестного субсидирования. Механизмы для этого есть. Но, кроме этого, будет нужна и конкретная работа на местах, широкая разъяснительная работа среди потребителей, стимулирующая их энергоэффективность. Вот сюда, на мой взгляд, и должны быть направлены наши усилия, а на не замораживание проблем региональной электроэнергетики в рамках неценовой зоны.