Серьезный разговор о семге – жемчужине Кольского края

На Кольском полуострове продолжается подсчет запасов семги. Нагулявшись по морям, она идет домой, на нерест, в свои родные реки, безошибочно находя нужную, хотя только в Белое море впадает около двух тысяч рек. Тех, в которых обитает эта красивая и сильная рыба, в Мурманской области - 79. На крупнейших реках стоят рыбоучетные заграждения (РУЗы). Считают буквально по хвостам, что дает представление не только о том, насколько мы богаты царь-рыбой, но и возможность определить объем допустимого вылова, сделать прогноз на перспективу.

На 1 октября текущего года в реку Колу зашло 8285 особей лосося, в Тулому – 7255, что значительно больше, чем в прошлом году на этот же период времени. На Титовке насчитали 138, пока не много, но радует, что в числе пришедшей есть семга, родильным домом и детским садом которой был рыборазводный завод, выпустивший ее после двух лет выращивания в реку. Грустный итог подвели на Умбе: домой вернулось только 774 красавицы, что для такой реки крайне мало. Не впечатляет результат подсчета на Варзуге – 1117 рыбин пришли на нерест. Правда, тут и РУЗ позднее установили, и большая вода нынче мешает работе, так что данные, скорее всего, не полные. На Кице результат таков: уже вернулись 403 особи.

Эти данные нам предоставила сотрудница «Мурманрыбвода» Светлана КРЫЛОВА, начальник отдела государственного учета и мониторинга водных биоресурсов и среды их обитания во внутренних водных объектах. Мы задали ей несколько вопросов о рыбе, которая хотя и не каждый день попадает на наш стол, но неизменно пользуется особым вниманием северян.

- Велики ли сегодня запасы атлантического лосося?

- Атлантический лосось – очень общее понятие. У нас два комплекса запаса семги – баренцевоморский, мы считаем, что он составляет 50 тысяч экземпляров и беломорский – более 120 тысяч экземпляров. Рыба в них отличается по некоторым параметрам. В Баренцевом море и впадающих в него реках преобладает летняя биологическая группа лосося, то есть после нагула на нерест идет летом. В Белом море – в основном осенняя, ход рыбы начинается в августе, особенно массовый он в сентябре и октябре и продлится даже после ледостава. На Варзуге, к примеру, держим рыбоучетное заграждение до Нового года. И если так называемая летняя семга начинает уже нереститься, то осенняя перезимует и только следующей осенью у нее будет нерест. Есть и другие отличия. Мы говорим о комплексном запасе каждого из морей, потому что существует свой запас семги в каждой из рек. Лосось, перемешиваясь в море во время нагула (а в районе Фарерских островов и у берегов Гренландии собирается рыба всех «национальностей» - норвежская, шотландская, испанская, российская), идя на нерест, никогда не зайдет в чужую реку, а лишь в ту, где он проклюнулся из икры. «Прописка» соблюдается с поразительной точностью. Потому в каждой реке сложилась своя популяция семги. К примеру, Тулома и Кола – две соседние реки, а семга в них разная. Кольская крупней, ее ход более динамичный, она, как правило, с солидным стажем – двумя-тремя морскими годами, в то время как морской стаж туломской – один год. К тому же кольская возвращается в родную реку позже туломской. И так везде, различия обитателей разных рек бывают существенными. Потому имеет смысл ее изучать, что и делается на РУЗах, где обязательно присутствуют ихтиологи Мурманрыбвода, чтобы регулировать лов, не подрывая запасы. Они пока в удовлетворительном состоянии, а в некоторых реках даже растут, хотя в мире лосося с каждым годом становится все меньше.

- Как специалисты определяют возраст рыбы и то, сколько лет она прожила в реке, сколько раз уходила в море?

- По чешуе. Чешуя, как паспорт, рассказывает обо всем, в том числе сколько раз она нерестилась.

- А сколько семги вылавливается и кто ее ловит кроме рыболовов-любителей?

- До 1972 года вели промысел только государственные предприятия, прежде всего «Мурманрыбпром», частным лицам ловить запрещалось, и любители вынуждены были браконьерствовать. Но потом пошли им навстречу. Сначала сняли запрет на любительский лов на Титовке. Теперь любой и на всякой реке может ловить, купив лицензию. На реках, впадающих в Баренцево море, и непосредственно в этом море промышленная добыча лосося не ведется. Здесь на год для любителей выделяется квота в объеме 19 тонн, 1,5 тонны – для местного коренного народа - саамов и 800 килограммов разрешено вылавливать для рыбоводных целей. В Беломорском бассейне промысел продолжается, в год добывается 48 тонн. Любители в совокупности могут взять 50 тонн. Коренному народу отводится квота 8,5 тонны, которую саамы не осваивают, поскольку большинство живет вдали от моря и в традиции этого народа ловить озерную рыбу. И еще в этом бассейне выделено 2,4 тонны на научные цели. Промышленная добыча разрешена только тем, кто издавна, традиционно занимается этим. На нынешний год хозяйству «Оленевод» выделена квота в объеме 8,9 тонны, «Беломорскому рыбаку» - 18 тонн, «Всходам коммунизма» - 13,8 тонны, «Чапоме» - 5,7 тонны, хозяйству «Поной лахта» - 1,6. Круг допущенных к промыслу узок, и это делается не случайно. Вот почему в Архангельской области произошел серьезный подрыв запасов лосося, хотя там очень крупные речные системы. Потому что квоты стали дробить и наделять ими частных предпринимателей, раздавая 50–70 пользователям по 500 килограммов. Такое количество промышляющих не проконтролируешь, и нетрудно догадаться, что никто полутонной не ограничивался. По сравнению с прежними годами промысел существенно сократился. И впредь будет сокращаться, это стало уже тенденцией, что можно только приветствовать. Как многим известно, в 90-е годы в Мурманской области стал развиваться рыболовный туризм. Наши богатые рыбой реки и живописная, на значительной территории почти не тронутая цивилизацией природа привлекают богатых людей из десятков стран. Семгу ловят по принципу «поймал - отпустил». И мы давно уже убедились, что рыболовный туризм дает несоизмеримо больший доход и большее поступление налогов в бюджет, чем традиционный промысел. Один заезжий рыболов платит от 2 до 8, а в разгар сезона и до 10 тысяч долларов за недельный тур. За сезон на Кольский полуостров приезжает более 11 тысяч рыболовов-любителей. Вот туризм на семужьих реках и следует развивать. Давая хорошие деньги, он к тому же не подрывает запасы лосося. А поскольку турфирмы заинтересованы в их приумножении и всячески этому способствуют, рыбы становится все больше. К тому же у туризма совсем другие возможности. К примеру, в какой-то речке «прописались» всего сто особей семги. Промышленный лов тут нерентабелен. Но если построить турбазу и привозить сюда любителей рыбалки по принципу «поймал - отпустил», то вполне достаточно и сотни. И на этой речке можно будет делать хорошие деньги, не нанося ущерба природе. У нас уже 7 предприятий занимаются рыболовным туризмом. Мы их во всем поддерживаем. Они построили в устьях семужьих рек 18 турбаз, желательно, чтобы их стало еще больше.

- Но депрессивному Терскому району промышленная добыча семги, по-видимому, все же нужна для поддержания его населения, для развития экономики.

- Как показала практика, промысел лосося социально-экономическому развитию района не способствует. Доход, да и то не очень существенный, имеют лишь отдельные рыбаки, получающие лицензию на вылов, да хозяйства. Основная масса населения ничего от этого не имеет. Рыбообработки как не было, так и нет, и никто не собирается ее создавать. Новых рабочих мест не появляется. Все делается примитивно: поймал, убил, заморозил, отправил на продажу в Москву или Петербург. В эти же города поступает лосось из Норвегии, выращенный искусственным способом. По качеству он значительно уступает нашему дикому. Но у норвежцев рыба тщательно обработана, красиво упакована, и наша не выдерживает конкуренции, идет по более низким ценам.

- Кстати, как у нас дела с искусственным разведением семги? Разговоров об этом было много, но предприниматели засиделись на старте, упускают большие возможности. Ведь мы от соседей отстаем безнадежно?

- Старт-то как раз был активным. Но предприниматели начинали, используя исключительно норвежскую технологию, норвежские корма для рыбы. Никакие достижения российской науки в аквакультуре не учитывались. Пытались даже использовать норвежский посадочный материал. Но российским законодательством запрещен ввоз в страну живой рыбы без карантирования, так как есть опасность привнесения каких-нибудь болезней. Возникли сложности. Сейчас товарное лососеводство в Мурманской области существует только в одном хозяйстве – «Гиганте Печенга». Первоначально оно было российско-норвежским, а теперь только российское. Объем его производства не велик, всего 300 тонн семги в год. Для сравнения: Норвегия выращивает 800 тысяч тонн, а мировая лососевая аквакультура ежегодно дает миллион тонн. Мы существенных объемов никогда не достигнем. Наши баренцевоморские фьорды совсем другие, не похожие на норвежские. Там Гольфстрим оказывает более существенное влияние, и потому теплее вода. Наши заливы более открыты, и существует штормовая опасность, волны могут порвать садки, и рыба уйдет. Есть вероятность промерзания заливов. Словом, как в северных регионах России – зона рискованного земледелия, так и на Кольском полуострове – зона рискованного искусственного выращивания рыбы. Но это не значит, что заниматься этим не следует, и, конечно же, новые хозяйства должны появиться. Только при этом надо иметь в виду, что через товарное производство рыбы можно привнести в дикую природу какие-то болезни. У искусственно выращиваемой рыбы они так же могут быть, как сейчас у домашних кур распространен "птичий грипп" и ящур у коров. Норвежцы уже получили проблему: на их домашнем лососе паразитирует моногенетический сосальщик гиродактилюс. Сбежавшая рыба - а это неизбежно, садки иногда рвутся, и при перевозках часть рыбы уходит – может заразить семгу дикую. Гиродактилюс убивает молодь рыбы. И если в садках с ним можно бороться, проводить вакцинацию, к примеру, то в естественных условиях люди бессильны. И вот уже 38 рек в Норвегии мертвые, исчезли 38 популяций лосося, которым эта страна прежде так же гордилась, как мы гордимся сейчас своим. Затрачиваются огромные деньги, чтобы отвести беду, протравливают реки специальным ядом, но нет пока результатов. И потом, искусственно разведенную рыбу семгой называть уже нельзя, это совсем другая, одомашненная форма лосося, по ряду параметров отличающаяся от дикой семги. Это уже продукт селекции. Дикая семга, выклюнувшись из икры, живет в реке года 4, потом, повзрослев, скатывается в море и идет на нагул за сотни миль и через год-два возвращается сильной, здоровой рыбой. Одомашненная – скороспелая, через 17 месяцев она уже является товарной рыбой, при этом жизнь ее прошла в садке. Даже и здоровый домашний лосось, сбежавший на волю, приносит вред: он может участвовать в нересте и оказать отрицательное влияние на дикое стадо, что в Норвегии тоже почувствовали.

- Паразит способен жить в пресной воде, а наши заливы, как вы сами говорили, открыты морям и не так распреснены, как норвежские. Может, у нас эта нечисть не приживется, и предприниматели меньше рискуют?

- К сожалению, герадактилюс у нас уже есть, в Карелии на реке Кереть. Мы гордимся запасами дикой семги, они у нас в удовлетворительном состоянии. На нас с завистью смотрят и норвежцы, и архангелогородцы. К нам тянутся любители рыбалки со всего мира. Так что надо дважды подумать, что для нас важней: много искусственно выращенной рыбы или сохранение и приумножение запасов дикой. А запасы будут расти, если станем разумно хозяйствовать.